Сказано было невразумительно, зато выразительно. Сестры сразу поняли, что речь идет о Ритке.

– Шустрая она, эта твоя Ритка… – неопределенно пробормотала Мурка. – Сколько у вас первый акт длится – меньше часа? Быстро она с подъемником управилась. И с бомжами тоже – как она их мимо бдительного дедка протащила?

– Это он, когда снаружи приходят, бдительный! – небрежно фыркнула Настя. – А если изнутри любая девчонка в куртке поверх пачки выскочит и скажет, что это какие-нибудь грузчики, слесари, столяры пришли, – пропустит без разговоров! – она немного помолчала и совсем безнадежно шепнула: – Вы мне не верите. – Здоровенная, как горошина, слезища капнула на обтянутые тонким трико коленки.

– Не реви! – жестко скомандовала Мурка. – Я просто не совсем врубаюсь… Допустим, ваша чемпионка… – И поймав непонимающий взгляд Насти, исправилась: – Ну прима… Которая главных героинь танцует, правильно? Допустим, она должна уйти… Так что она у вас – одна? Никакой… не знаю, как вы это называете… никакой, что ли, серебряной призерши ей на замену нет? – сбиваясь на более понятные ей самой спортивные термины, закончила Мурка. Но Настя поняла:

– А тут совпало! – радостно пояснила она. – Саня Доронина… Она у нас была вроде как солистка № 2. Танцевала главные партии во втором составе, в перемену с Леной, или вторые партии в спектакле. Ну как сейчас Ритка при мне! – Несмотря на очевидный страх, в голосе Насти звучало злорадство, что Ритка – при ней, а не наоборот. – Так вот, Саня Доронина уже полгода как уехала на корабли!

– В матросы подалась? – непонимающе вздергивая брови, переспросила Мурка.

– Корабли – это круизные лайнеры, где богатые западные старички и старушки нехило проводят заслуженный отдых! – с легким раздражением от того, что приходится объяснять всем известные вещи, ответила Настя. – Когда совсем нет денег – а у Сани муж перед кризисом большой кредит взял! – можно туда танцевать наняться! Вот Саня с мужем – он тоже у нас танцевал – на год контракт и подписали. Нашим – я имею в виду главного балетмейстера и хореографа, в смысле, Александра Арнольдовича и Зою Павловну – конечно, не понравилось, что она уехала. Санька классная, техничная, фуэте крутила, как машина! Но решили, что переживут. Матвейчук-то осталась – у нее только трехгодичный контракт с Германией закончился, и замуж она вышла! На Санино место подтянули Тасю Нартову. Тася, конечно, уже старая, если б Саня не уехала, выше третьего состава ей не подняться, но в принципе опыт есть, партию вытанцовывает… И нас с Риткой на работу взяли – Тасины партии танцевать!

– Старая – это сколько? – вмешалась Кисонька.

– Двадцать пять, – легко бросила Настя.

– А тебе сколько? – с неожиданным возмущением в голосе спросила Мурка.

– Пятнадцать, – спокойно ответила Настя.

– Что ты нам головы дуришь! – недобрым тоном сообщила Мурка. – Какая может быть работа! Тебе еще в школе два года учиться!

– Ничего подобного, я бы в любом случае уже заканчивала, в этом году выпускной спектакль танцевала, если б меня раньше в театр не забрали! – запротестовала Настя.

Сестры переглянулись – похоже, они имели в виду совсем разные школы.

– Все равно не понимаю! – упрямо мотнула рыжим «хвостом» Мурка. – Допустим, золотая и серебряная призерши отпали… – опять пользуясь привычными спортивными терминами, продолжала рассуждать она. – На их место в сборной поставили бронзовую – тут все ясно. Но на место бронзовой брать кого-то из «юниоров» – полная дурость! – Она кивнула на Настю, давая понять, что под «юниорами» имеет в виду ее и соперницу Ритку. – Взрослую балерину не могли назначить?

– Думаете, любой, кто закончил балетную школу, может главные партии танцевать? – с неожиданной резкостью спросила Настя – похоже, Муркины слова задели ее за живое. – А какой у тебя баллон и выворотность, не имеет значения?

Мурке моментально представилась стройная шеренга балетных выпускниц – все как одна в пачках, в квадратных академических шапочках с кисточкой и со здоровенным газовым баллоном под мышкой! У ног ошивалась личная выворотность, почему-то представившаяся Мурке мелким зверьком. Вроде выхухоли.

– Баллон – на сколько ты можешь зависнуть в воздухе при прыжке и позу при этом держать, – правильно истолковав Муркин остекленевший взгляд, снисходительно пояснила Настя.

– Это противоречит законам физики. – У Кисоньки были хорошие манеры, поэтому она не стала в Муркином стиле заявлять, чтоб Настя перестала им лапшу на уши вешать.

– Ой! – Настя вдруг по-настоящему смутилась. – Не знаю я насчет физики… Понимаете, когда и в хореографической учишься, и в спектаклях тебя задействовать начинают, на общеобразовательную совсем уже сил не остается! Баллон – это вот так… – и Настя прыгнула.

Невероятно, но… пусть на краткий миг, Настя действительно зависла в воздухе! Как в стоп-кадре, белым росчерком застыла на фоне линялой стены – ноги вытянуты, как раскрытые ножницы, руки крыльями взметнулись над головой…

– Слушай, а если б и нас про Ньютона и его яблоко не учили, может, мы бы тоже так смогли? – тоскливо пробормотала Мурка.

– «Матрица» в реале, – выдохнула Кисонька. – Нео с Тринити отдыхают!

Настя беззвучно приземлилась и изящным пируэтом повернулась к сестрам.

– А выворотность – насколько можешь ногу наружу вывернуть! – ничуть не запыхавшись, сообщила она. Застыла, балансируя на одной ноге, а вторую – вскинула и вывернула. Действительно наружу. Казалось, ей, как кукле, – вытащили ногу из сустава и вставили наоборот, коленкой вниз, пяткой вверх.

Кисонька молча вцепилась в декорацию и попыталась повторить. Нога не выворачивалась. Во всяком случае, так!

– Я по шесть часов в день училась! С пяти лет, – утешила ее Настя и добавила: – Через три года получилось.

Кисонька остановилась.

– Понимаете, новую солистку можно сделать из школьницы, но не из кордебалетного перестарка! – продолжала объяснять Настя. – Если к восемнадцати, ну, девятнадцати годам из кордебалета хоть в какие солистки не выбилась – все, суши весла, ищи мужа! Возьмем ту же Тасю, например. Она неплохая балерина, но… холодная, что ли… а в современном балете не только танцевать, еще и играть надо – чувства, состояние. И техника у Таси гуляет, то есть для классики тоже не годится, там техника – главное! А еще у Таси… – Она огляделась, точно боялась, что ее подслушают, и, скорчив смущенную гримасу, будто собралась рассказать неприличный анекдот, тихонько пробормотала: – Попа!

– А у кого ее нет? – пожала плечами Мурка.

Настя поглядела на нее с искренним негодованием.

– У меня, например! – отчеканила она так обиженно, будто ее заподозрили в наличии хвоста. И демонстративно повернулась к девчонкам тем самым. Чего нет.

Мурка поглядела. А ведь, пожалуй, и правда… Пожалуй, что и нет. Пожалуй, это можно назвать местом для сидения. Или скорее – срезом для сидения.

– А у Таси она… круглая! Говорят, она… макароны в детстве ела! – снова поворачиваясь лицом, со священным ужасом выдохнула Настя. – В тунике… ну, длинной юбке, как у привидений в «Жизели», еще ничего выглядит, а в пачке – вот для «Лебединого» – страх и ужас, никакой эстетики! А у нас балет! Все должно быть красиво! – гордо сообщила девчонка. – Если бы Саня не уехала, выше третьего состава – даже не запасные, а запасные запасных… – пояснила она специально для Мурки, – Тасе не подняться!

– В каждой избушке свои погремушки, – пробормотала Мурка. Ей было… неуютно. В свои четырнадцать и она, и сестра уже успели стать чемпионками Европы среди юниоров, а сэнсей говорил, что их спортивная карьера на самом деле даже толком не началась, вот годам к двадцати… И другие девчонки в их секции рукопашного боя пусть не Европу выигрывали, все равно были круты – городские первенства, областные, турниры стран, турниры содружеств… Но заниматься делом, в котором к восемнадцати годам, когда другие только школу кончают, с тобой тоже может быть уже все кончено – причем навсегда? Да еще с самого начала знать, что хоть кем-то, хоть паршивенькой солисткой станут единицы… А ничего другого, кроме как танцевать, ты не умеешь и уже вряд ли научишься… Мурка покачала головой. Она начинала потихоньку верить – за хорошую, настоящую эту… как ее… партию и впрямь могут убить!