– Бедный директор! – невольно вырвалось у Кисоньки. – Мам… – Она замялась, не зная, говорить – не говорить, но мама столько твердила, как важно это мероприятие с детскими домами…

– Короче! – отрубила решительная Мурка. – Лучше б ты директора послушалась! Тася, конечно, прима, но – третьего сорта! То есть третьего состава.

– И вообще она только что уволилась по собственному желанию, – меланхолично закончила Кисонька.

– А вы еще спрашивали – зачем я вас с собой тащила! – после недолгой паузы вскричала мама, развернулась на каблуках – и ринулась обратно к директорской двери. И остановилась, схватившись за ручку. – А откуда вы знаете? – подозрительно глядя на девчонок, поинтересовалась она.

– Даже уборщицы – и те знают, мам! – невозмутимо сообщила Кисонька. – Они тут как раз мимо проходили.

– Со швабрами, – зачем-то уточнила Мурка.

Мама распахнула дверь и бурей ворвалась обратно в кабинет директора.

– Мы спектакль посмотрим! – крикнула ей вслед Мурка, но дверь уже захлопнулась.

– Это теперь надолго, – прикинула Кисонька. – А учитывая, что об увольнении Таси директор впервые услышит от нашей мамы… – Она не закончила, только выразительно пожала плечами.

Они уже дошли до конца коридора, когда пробиваясь сквозь дерматин двери из директорского кабинета донесся страшный рык:

– Почему уборщицы знают, что делается в моем театре, – а я нет?!

Девчонки переглянулись – и торопливо затопотали по лестнице.

Глава 18

И все-таки Ритка

– Миленько, конечно, – равнодушно взирая из-за кулис на сцену, сказал театральный агент. От него вкусно пахло морозцем, какой-то едой, и выглядел он вполне довольным жизнью – но не балетом.

Сыщики «Белого гуся» возмущенно переглянулись – за сегодняшний день балетная труппа стала им чуть ли не родной, и слушать, как их почти друзей оскорбляет какой-то… щекастый, вкусно кормленный…

– Знаете, мы с родителями бывали и в Москве, и в Питере на спектаклях… – начала Мурка.

– И в Вене, и в Будапеште, и в Праге, – для солидности добавила Кисонька.

– Так там – хуже! – выпалила Мурка. На самом деле, неправда, конечно, но… и не совсем ложь. Во всяком случае, сегодня Мурке нравилось все – и завораживающая музыка, и полное тайны озеро под луной, и плывущие в переменчивом свете девчонки в белых пачках, и… принц! Теперь она понимала ревность Лены Матвейчук – на сцене ее Дима и впрямь был Принцем! Она и сама чувствовала, что влюблена – немножко, до конца спектакля, но все-таки, все-таки… Она даже согласилась бы отказаться от рукопашного боя (ненадолго!), только б ее тоже, вот так – спасали! Ну хоть разочек – не она всех, а ее!

– Кто такие? – разбивая Муркины мечтательные раздумья, прошептал агент.

– Дочки спонсоров, – торопливо прошептал в ответ Александр Арнольдович.

Видно, дочки спонсоров заслуживали большего внимания, чем просто какие-то девчонки (мало ли кто их родители – обидишь, потом не расхлебаешь), – агент соблаговолил снисходительно повести в их сторону пухлыми щеками:

– Декорации хорошие. Костюмы – слабенькие…

– Отличные костюмы, – упрямо насупившись, бросила Мурка – знал бы он, что тут вокруг костюмов творилось!

– Слабенькие, – столь же снисходительно к непонятливому ребенку повторил агент. – Постановка, режиссура, хореография, даже кордебалет – вполне на уровне… – Тон стал из снисходительного жалостливым, будто все это были страшные недостатки.

– Но! – Агент назидательно поднял палец, глядя теперь уже не на ребят, а на балетмейстера и Зою Павловну. – Разве в наше время этим кого удивишь? Где обещанный модернизм, о котором весь город гудит?

– К-какой модернизм? – чуть не заикаясь, спросил балетмейстер.

– Гуси на озере! – возмущенно вскричал агент. – На вот этом самом, на «Лебедином»! Куча народу мне уже сегодня звонила! И где? – Он возмущенно ткнул пальцем в залитую белым светом сцену, где плавно скользили фигуры девушек в белых пачках. – Ни одного гуся – сплошные лебеди! Ну ладно лебеди, но прима? – Он выразительно пожал плечами. – Какая может быть Англия – если у вас нет хорошей солистки?

– А чем вам Настя плоха? – пробормотала Мурка, но… без должного энтузиазма. Она с ужасом сознавала, что после всего – после похищения, которое им с Кисонькой удалось предотвратить, после софита, беготни по мосткам, расследования, и даже последней Настиной выходки с молотком, после этого бесконечного дня, который казался ей длиной в целую, отдельную жизнь… ей Настя тоже… не так чтоб очень. То есть не то чтоб совсем не нравится, а…

Настя наверняка все делала правильно. Правильно ступала, правильно прыгала, правильно входила в поддержку и правильно выходила из нее. Она все знала и умела. Она танцевала заколдованную принцессу лебедей безупречно, как… отличницы-зубрилки сдают экзамен по физике. Дима разлетался к ней принцем – нежным, страстным, влюбленным, слегка растерянным от случившегося с ним чуда. Коршун-чародей нависал воплощением злобы и ненависти, нелепой бессмысленной ревности, когда если плохо тебе, обязательно надо сделать еще хуже другому… а Настя – сдавала экзамен. Экзамен по грации, экзамен по нежности, экзамен по любви. Правильно и… скучно.

– Это… это, наверное, потому, что мы не из зала смотрим, а из кулис, – пробормотала Мурка, и сама себе не поверила, вспоминая жиденькие аплодисменты, вспыхнувшие и тут же угасшие, когда Настя кланялась.

– Может, просто перенервничала – денек сегодня был ничего себе! – явно стараясь просто поддержать Мурку, предположил Вадька.

– Ага, молотками в живых людей перекидалась, устала очень! – злобно отреагировал Сева.

– Ну ведь не убила же она твою Ритку! – старательно не глядя на него, пробормотала Катька.

– А я не знаю! – дрогнувшим голосом ответил Сева. – Ее перевязывать уволокли, меня не пустили, так что еще неизвестно, вдруг и убила!

– Вот было бы здорово! – зарываясь лицом в перья Евлампия Харлампиевича, тихо-тихо выдохнула Катька.

– Ваша Настя не то чтобы плоха… – специально для Мурки пояснил агент. – Она именно что – НЕ плоха! Только после Матвейчук этого категорически недостаточно! Честно говоря, я даже не знаю, как ее примут здесь, в городе. – Агент покачал головой.

– Она научится, – беспомощно пробормотал балетмейстер. – Это ведь ее первый большой выход. Все придет. Со временем.

– Так, может, и в Англию вы тоже поедете – со временем? – безжалостно поинтересовался агент. – И это ведь еще только первый акт, где она Одетта! – Он ткнул пальцем в сцену, где задник с изображением туманного ночного озера уже взвился вверх, сменяясь декорациями королевского замка. Сквозь опущенный занавес слышалось треньканье третьего звонка и сдержанный гул зрительного зала. – А как она Одиллию во втором акте станет танцевать? – Оркестр грянул увертюру, и занавес пополз в сторону, открывая сцену королевского бала. – Одиллия – это же воплощенная страсть! А ваша школярка так и будет – ножку вверх, ножку вниз? Не танец, а экзерсисы у балетного станка!

«Бедный Дима!» – подумала Кисонька, глядя, как прекрасный принц равнодушно отвергает явившихся на бал красавиц и отчаянно высматривает ту единственную, неповторимую, любимую…

Только вот в Настином исполнении его белокрылая красотка выходила слегка… дохловатой. Не лебедь – а курица из супермаркета.

– Одиллия… Настя, на сцену! – в это время негромко проговорила помреж Милочка – и девчонка в черной с серебром пачке и с украшенной черными перьями прической промелькнула мимо. Точно сверкнула черная молния.

– О, поскакала… Понеслась… – неодобрительно глядя ей вслед проворчал агент. – О… О! – Тон его вдруг изменился. – Нет, ты глянь! Понеслась, ей-богу, понеслась!

В подсвеченном софитами неверном полумраке закулисья его лицо странно изменилось – на нем появилось недоверие, потом изумление, потом…

Дальше ребята не смотрели – теперь они глядели только на сцену, где в яростном и даже грозном танце летела Одиллия, черный лебедь!